Из «Сказания о новоявленном кладези»

сперва эта Женщина явилась старою, затем моложе, а напоследок — совсем юною:ой 

«Явилась она мне, братия, —говорит Ерм;[597] — в первом видении — очень старою и сидящею на престоле. Во втором видении она имела лицо юное, но тело и волосы старческие, и беседовала со мною стоя; впрочем была веселее, нежели прежде. В третьем же видении она вся была гораздо моложе и с прекрасным лицом, только волосы имела старческие; она была вполне весела и сидела на скамейке».

Вот достойное внимания место, которым словесно и буквально устанавливается то, что чувствуется во всем Памятнике, а именно, идея пред-существования Церкви:

«Во время сна, братия, — говорит Ерм,[598] — один красивый юноша явился мне, говоря: «Кто, ты думаешь, та Старица, от которой получил ты книгу [во втором видении]?». Я сказал: «Сивилла». -— «Ошибаешься, — говорит он, — она не Сивилла». «Кто же она, господин?» И сказал мне: «Она есть Церковь Божия». Яспросил его: «Почему же она старая?» — «Так как, — сказал он, — сотворена она прежде всего, то и стара; и для нее сотворен мир» — Τίς ού ν εστίν; φημί. Ή Εκκλησία φησίν Εϊπον αύτψ· Διατί ούν πρεσβυτέρα; Ότι, φησίν, πάντων πρώτη εκτίσθη, δια τούτο πρεσβυτέρα; και δε δια ταύτην ό κόσμος κατηρτίσθη — ».

А в видении первом говорится про Бога:[599]

«Живущий на небесах, сотворивший из не сущего все сущее и умноживший и возрастивший ради Святой Церкви Своей — ό θεος ό έν το~ις ούρανοίς κατοίκων και κτίσας εκ του μη όντος (!) τα όντα και πληθύνας καί αύξήσας ένεκεν της αγίας εκκλησίας αυτού».

1 Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа,
2 через Которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией.
3 И не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение,
4 от терпения опытность, от опытности надежда,
5 а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам.

ДОСТУП К БОГУ (Рим. 5,1-5)

Перед нами один из величайших лирических отрывков Павла, в котором он почти поёт задушевную радость своего доверия к Богу. Доверительная вера сделала то, что усилия соблюсти установления закона никогда не могли сделать: она дала человеку мир с Богом. До прихода Христа никто не мог быть действительно близок к Богу.

Другие, однако, видели Его не как высшее благо, но как высшее зло. Суинберн писал:

И не Его ли сокрытое лицо и железные ступни

Ведал человек и почувствовал, как они по-своему

Угрожали и давили всё изо дня в день?

А разве не Он ниспослал нам голод? Кто проклял

Душу и плоть нашу страстями? Кто наполнил жаждой

Губы тех, кто взывал к Нему?

Были и такие, которые смотрели на Бога и видели в нём совершенно чужого, абсолютно недоступного. В одной из книг Герберта Уэллса есть история делового человека, ум которого был настолько напряжён и возбуждён, что он находился в серьёзной опасности: ему грозило полное нервное и умственное расстройство. Его доктор сказал ему, что его может спасти лишь одно: он должен обрести мир, который может дать человеку чувство близости и дружбы с Богом. "Как", вскричал он, "подумать только, чтобы он там наверху, имел со мной близость и дружбу! таким же успехом могу я подумать освежить своё горло Млечным путём или пожать руку звёздам". Для него Бог был совершенно непостижим. Путешественница Розита Форос рассказывает, что однажды ночью она могла найти кров и убежище лишь в церкви, так как во всей китайской деревне она не могла получить ночлега. Ночью, когда она проснулась, лунный свет падал через окно на лица изображений богов; на их лицах были лишь гримасы и насмешки, как у тех, кто ненавидит людей.

Лишь тогда, когда мы осознаём, что Бог есть Отец Господа нашего Иисуса Христа, может реализоваться для нас та внутренняя духовная близость с Ним, то новое отношение с Ним, которое Павел называет оправданием.

Через Иисуса, говорит Павел, получили мы доступ к той благодати, в которой стоим. Для выражения "доступ" Павел употребляет греческое слово просагоге. Это слово употребляется для передачи двух значений:

1) Оно употребляется для представления кого-либо высочайшим королевским особам, при приближении молящегося к Богу. Павел как бы говорит: "Иисус вводит нас в присутствие самого Бога. Он отворяет нам дверь в присутствие Царя Царей; когда же эта дверь открыта, нас встречает милосердие, а не осуждение, не суд, не возмездие, а абсолютная, незаслуженная, невероятная доброта Божия.

2) Но просагоге обозначает и другое понятие. В поздне-греческом языке это слово означало пристанище для судов, гавань. В этом значении его следует толковать так, что пока мы полагались лишь на свои усилия, буря носила нас по волнам, как моряков, борющихся с морем, которое угрожало погубить их целиком. Но, после того, как мы услышали слово Христово, мы достигли, наконец, гавань благодати Божией, и мы узнали спокойствие, зависящее не от наших усилий, но от того, что Бог сделал для нас.

Через Иисуса получили мы доступ в присутствие Царя Царей, доступ в гавань благодати Божией.

Но как только Павел сказал это, его поражает другой аспект этого вопроса. Всё это истина, слава; но остаётся фактом, что в этой жизни христиане встречаются с трудностями. Трудно быть христианином в Риме. Помня об этом, Павел достигает кульминационного пункта. "От скорби происходит терпение". Слово, переведённое как скорбь в греческом тлипис, в буквальном смысле значит гнёт, давление. Различные формы давления и гнёта могут встретить христиан: нужда, стеснённые обстоятельства, скорбь, гонение, непопулярность, одиночество. Такой гнёт или притеснения могут развивать у христиан терпение, силу духа. Для выражения понятия терпение Павел употребляет греческое слово гупомоне, что значит больше, чем выносливость. Оно означает дух, способный победить мир; который не пассивно выносит, а активно преодолевает испытания и треволнения жизни.

Когда Бетховену угрожала глухота - самая ужасная беда для музыканта, он сказал: "Я возьму жизнь за горло". Это и есть гупомоне. Когда Вальтер Скотт оказался разорённым вследствие банкротства своих издателей, он сказал: "Обо мне никто не скажет "Бедняга!"; моя правая рука уплатит долг". И это тоже гупомоне, то есть сила духа, способная победить мир. Гупомоне - это не человек, который ложится и ждёт, пока через него прокатятся бурные волны; это человек, грудью встречающий жизненные перипетии и побеждающий их.

"От терпения", продолжает Павел, "опытность". Для выражения понятия опытность Павел употребляет греческое слово докиме. Оно определяет металл, закалённый в огне, с тем, чтобы очистить его от всех окисляющих примесей. Этот термин употребляется также для определения монет, в том же смысле, как у нас "высокопробный". Если человек встретил несчастье стойко, сохраняя силу духа, он выходит из борьбы более сильным, более чистым, лучшим, и стоит ближе к Богу.

"От опытности (стойкости)", продолжает Павел, "происходит надежда". Два человека могут попасть в одинаковую ситуацию; одного она вгонит в отчаяние, а другого побудит к победоносным действиям. Для одного человека такая ситуация может означать конец всякой надежды, для другого - она может стать вызовом величию. "Я не люблю кризисов", говорил лорд Рейт, "но я люблю возможности, которые они предоставляют". Различие здесь соответствует отличию людей друг от друга. Если человек стал слабым и бесхарактерным, если он допустил, чтобы обстоятельства победили его, если он позволил себе хныкать и унижаться перед несчастьем, - то в минуту опасности он впадёт в отчаяние. Если же человек встречает жизнь высоко подняв голову, если он всегда встречает трудности лицом к лицу и побеждает их, - то возникнувшую опасность он встретит, глазами полными надежды. Стойкость, смелость характера, прошедшее испытание, всегда смотрит с надеждой вперёд.

После этого Павел делает очень важное заявление. "Христианская надежда не пристыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши". Омар Хайям писал, размышляя о человеческой надежде:

Мирская надежда, которой страстно желают все люди,

Обращается в пепел, или же процветает, и тотчас,

Подобно снегу на пыльном лике пустыни,

Светит часок-другой - и гаснет.

Если надежда человека в Боге, она не может обратиться в пыль или в пепел. Такая надежда не может обмануть. Если надежда человека в любви Божией, это не может быть иллюзией, ибо Бог любит нас любовью вечной, подкреплённой Его неограниченной властью.

Любовь Божия, струящаяся в этом Существе — вот творческий акт, которым оно получает: во-первых, жизнь, во-вторых, единство, и,в-третьих, бытие; единство, будучи не фактом, но актом, есть мистическое производное жизни, а бытие-производное единства: истинное бытие есть субстанциональное отношение к другому и движение из себя, — как дающее единство, так и вытекающее из единства бытия. Но каждая монада лишь постольку существует, поскольку допускает до себя любовь Божественную, «ибо мы Им [Богом] живем и движемся и существуем — έν αύτφ γαρ ζώμεν και κινούμεθα καΥέσμέν» (Деян 17:28). Это «Великое Существо», —но не то, которому молился О. Конт, а воистину великое, — Оно есть осуществленная Мудрость Божия, הכמה Хохмá, Σοφία София или Премудрость.[571]

         [571] Слово «σοφία» хотя и переводится мудрость или премудрость, но однако вовсе не означает простого пассивного восприятия данности, вовсе не означает нашего: разум, знание, наука и т. п. В нем содержится вполне определенное указание на творчество: Prellwitz [17] SS. 294-295, на художество, на зиждительство, — так то, передавая имя Σοφία на современном языке, следовало бы говорить Зиждитель-ница, Мастерица, Художница и т. п. Этимон слов σοφία, σοφός, равно как и равносильного ему санскр. dhrobhys, уясняется из древнейшей формы, а именно τροφός, происходящей от √dhvobo; dhvöb значит «passend machen», «делать подходящим», «прилаживать», и потому первоначально σοφός = τροφός = faber = мастак, мастер (Prellwitz [17] SS. 294-295). Σοφία, у Гомера и у Гесиода, и др. производные того же корня употр. в смысле технического знания, т. е. способности воплощать некот. замысел в действительности. Так, у Гомера читаем:
«Точно равняльный снурок выпрямляет бревно судовое,
ежели им управляют искусного плотника руки,
кто изучил свою мудрость, покорный внушеньям Афины:
так над войсками был ровно натянут сражения жребий. —
αλλ' ώστε στάθμη δόρυ νήιον εξιθύνει τέκτονος εν παλάμησι, δαήμονος
ο ρά τε πάσης ευ είδη σοφίης ύποθημοσύνησιν Άθήνης, —

(Илиада Гомера, пер. Η. Μ. Минского, M., 1896, XV 410-413. — Homerica Carmina ed. A. Nauck, Vol. I., lias, pars post, XV 410-413, Berolini, 1879, p. 78). — Еврейское הכמה , хохма или хокма — слово производн. от √הכם , имеющего во всех семитск. яз. одинаковое знач. — «быть разумным, мудрым», первонач. — «быть сильным разумом»; отсюда, хакам — мудрый, мудрец. «Если в одн. местах [Библии] премудрость рисуется, как доступное людям состояние, — то в других она приписывается только Богу, единому обладателю ее от вечности. Разгадку этой двойственности нужно искать в библейском учении о душе человеческой, как дыхании Божества (Быт 2:7, ср. Еккл 12:7) Божественное свойство премудрости, как совершенного знания, вечно и неизмеримо, но поскольку ч—к есть образ Божий, постольку и он, при известных условиях, может получить от Господа этот небесный дар...». В нек. местах «премудрость олицетворяется, ей приписывается как бы самостоятельная сила действования, хотя и в зависимости от Бога», т. е. имеется «олицетворение премудрости как творческой и промыс-лительной силы Божией...» (прот. А. П. Рождественский. Книга премудрости Иисуса сына Сирахова, СПб., 1911, стр. 2-3). — Ветхозаветное учение о Софии рассматривается в: Benkenstein. Der Begriff d. Chokhma in den Hagiographen des Alten Testaments. Inaug -Dissert Nordhausen, 1895. В §58 — кое-какие лит. указ. — Вл. Соловьев Россия и Вс. Цер. [4], кн. 3-я, стр. 303-451, в особ. — главы III-V, стр. 325-353. «Как справедливо во всех языках различается мудрость от разума!Настоящая мудрость состоит в том, чтобы, признавая права разума в теории, как можно менее доверять ему на практике. А из этого противоречия следует, что безусловное значение принадлежит не умственной, а нравственной области, в которой никакого противоречия нет, ибо правила: «не людоедствуй», или, не воруй сверх должного» — одинаково хороши и в теории и на практике» (Вл. С. Соловьев Письмо 9-е к А. А. Фету, 21 авг. — 6 сент. 1888 г. «Письма Вл. С. Соловьева» Т. 3., под ред. Э. Л. Радлова, СПб., 1911, стр. 118.

  АППЕРЦЕПЦИЯ (от лат. ad – к и perceptio – восприятие) – понятие, выражающее осознанность восприятия, а также зависимость восприятия от прошлого духовного опыта и запаса накопленных знаний и впечатлений.

 Канту принадлежит заслуга выяснить, что «единство апперцепции» не есть простая данность, но есть единство синтетическое, т. е. устанавливаемое. Цельность эмпирической личности опять есть живая цельность, вырабатываемая «искусством из искусств», а не просто данная. Но «единство апперцепции» есть, под иным углом зрения, единство всего мира. Цельность личности — цельность всей твари. Но и этот опыт, и эта тварь мыслятся как нечто организованное, как единый организм. Тут гносеология и метафизика вплотную подходят к Павлову учению о Церкви, как едином организме, в коем каждое отдельное лицо есть член.

 Но в тех духовных состояниях, о которых идет речь, ничто не теряет своей индивидуальности; все воспринимается как внутренне, органически связанное друг с другом, как спаянное свободным подвигом самоотвержения, как внутренне-единое, внутренне-цельное, — одним словом, как много-единое существо. Все — едино-сущно и все — разно-ипостаоно. Не просто-данное, стихийное, фактическое единство сплачивает его, но единство осуществляемое вечным актом, подвижное равновесие ипостасей, подобное тому, как при постоянном обмене энергиею луче-испускающими телами между ними устанавливается подвижное равновесие энергии — это неподвижное движение и движущийся покой. Любовь вечно «истощает» каждую монаду и вечно «прославляет» ее же, — выводит монаду из себя и устанавливает ее же в себе и для себя. Любовь вечно отнимает, чтобы вечно давать; вечно умерщвляет, чтобы вечно оживлять. Единство в любви есть то, что выводит каждую монаду из состояния чистой потенциальности, т. е, духовного сна, духовной пустоты и безвидной хаотичности, и что, таким образом, дает: монаде действительность, актуальность, жизнь и бодрствование. Чисто-субъективное, отъединенное и слепое Я монады для Ты другой монады истощает себя и, чрез это Ты, Я делается чисто-объективным, т. е. доказанным. Воспринимаемое же третьей монадой, как доказывающее себя чрез вторую, Япервой монады в Он третьей обретает себя, как доказанное, т. е. завершает процесс само-доказательства и делается «для себя», получая вместе с тем свое «о себе», ибо доказанное Я есть предметно-воспринятое «для другого» этого «о себе». Из голого и пустого само-тождества — «Я!» — монада становится полным содержания актом, синтетически связывающим Я с Я (Я = Я), т. е. органом единого Существа. [570] 

***

С кем синхрон, а?

Вот тут-то, в этой пустынной избушке, в эти одинокие вечера, ярко вспоминался мне покойный Старец Исидор. Весь благодатный и благодатью — прекрасный, он дал мне в жизни самое твердое, самое несомненное, самое чистое восприятие духовной личности. То, что ранее лишь трепетало порою в мечтаниях, теперь стояло осязаемое и зримое. Мир духовный воочию являлся более реальным, нежели мир плотской. Отныне каждое переживание, каждое новое впечатление проверялось этим, достовернейшим. И мне захотелось разобраться в своих мыслях и чувствах, окружающих образ Старца Исидора, захотелось осознать красоту духовной жизни.

Духо-носная личность прекрасна,— и прекрасна дважды. Она прекрасна объективно, как предмет созерцания для окружающих; она прекрасна и субъективно, как средоточие нового, очищенного созерцания окружающего. Во святом открыта нам для созерцания прекрасная перво-зданная тварь; для созерцания святого обнажается от своего растления перво-зданная тварь: церковность есть красота новой жизни в Безусловной Красоте, — в Духе Святом. Это — факт.[567] Но этот двоякий факт не может не наводить на размышления, не может не вызвать вопроса: Как же понимать этот святой, этот прекрасный момент твари? Какова объективная его природа? Что он такое метафизически?

*церковность:
божественность, духовность

Благословляя вселенную, подвижник всюду и всегда видит в вещах знамения Божий и Божий письмена; всякое творение для него — лествица, по которой ангелы Божий нисходят в земную юдоль; все дольнее — отображение горнего. Вся природа — «книга» для него