Н.Ф. Фёдоров-Гагарин о природе в нас

Николай Федорович Фёдоров (1828-1903)

— сложный и противоречивый мыслитель-утопист, дружить с которым почитали за честь Ф.М. Достоевский, А.А. Фет, B.C. Соловьев, В.Я. Брюсов, A.M. Горький... Л.Н. Толстой о нем сказал: «Я горжусь, что живу в одно время с таким человеком». Н.Ф. Федоров четверть века (с 1874 по 1898 г.) прослужил «дежурным чиновником при читальном зале Московского Публичного и Румянцевского Музеев».

Скромный коллежский асессор Федоров обладал феноменальной памятью, мог рассказать о любой книге библиотеки. На работу он приходил за 1,5 — 2 часа раньше положенного времени, подбирал заказанные книги, часто добавляя по собственному усмотрению те, которые читатель и не просил, т.к. и не подозревал об их существовании. Если нужной книги не оказывалось в библиотеке, то рекомендовал, где ее можно найти. Любому посетителю он мог дать справку по интересующему его вопросу, подсказать нужную литературу. Работа тогда заканчивалась в 3 часа дня. Но еще час-два он оставался с некоторыми своими знакомыми и читателями, беседуя на самые разные темы. «...Многие ученые ему обязаны за его указания, и скромная библиотека Румянцевского музея долгие годы была какою-то лабораторией мысли, служила умственным центром Москвы, куда тянулись люди, имена которых широко прославлены», — писал в своей статье публицист Ю. Бартенев* (написал статью «Памяти Н.Ф. Федорова» // Русский архив. — 1904. — № 1. Сын П.И. Бартенева, редактора «Русского архива».).

Н.Ф. Федоров руководил самообразованием К.Э. Циолковского еще в Чертковской библиотеке, до его службы в Румянцевском музее: Константин Эдуардович вспоминал: «Он давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого, изумительный философ и скромник. Федоров раздавал все свое крохотное жалованье беднякам. Теперь я понимаю, что и меня он хотел сделать своим пенсионером».

Его аскетизм поражал многих. Л. Толстой записал в своем дневнике 1881 г.: «Николай Федорович — святой... Каморка. Нет жалованья. Нет белья, нет постели». Скромность Федорова шла от его убеждений, он не любил шумихи вокруг своего имени. Однако культурная Москва знала его так хорошо, что фамилию можно было не упоминать: все некрологи в 1903 г. вышли с заголовками «Умер Николай Федорович...», «Памяти Николая Федоровича...».

Незаконнорожденный сын князя П.И. Гагарина и некоей дворянской девицы Елизаветы, он в 1849 г. окончил Тамбовскую гимназию, учился в Ришельевском лицее в Одессе, но своим энциклопедическим знаниям в самых разных областях жизни, науки и искусства, знанием основных европейских и некоторых восточных языков Федоров обязан самому себе.

Он первым составил систематический каталог книг Румянцевского музея, предложил наладить международный книгообмен. А.А. Гинкен в своей статье «Идеальный библиотекарь» назвал Федорова «героем и подвижником в области книговедения». Книгу он понимал как восстановление прошлого и воссоединение его с настоящим и будущим. А библиотеку понимал как средоточие знания, поэтому все «библиотеки должны быть не только хранилищами книг, не должны служить для забавы, для легкого чтения, они должны быть центрами исследования, которое обязательно для всякого разумного существа».

О библиографии он высказывался так: «Это сухая, презираемая наука, и тем не менее ведущая всех к участию в самом труде знания, а не бесплодному лишь знакомству с его верхушками». Библиотечную карточку Федоров предлагал писать автору книги и превратить ее в сжатое изложение содержания. Материал карточки должен был быть пожароустойчив и не подвержен тлению. Собирание личных библиотек Федоров признавал только в том случае, если библиотеку предполагалось затем передать в общественное хранилище. Всем владельцам частных библиотек он предлагал объединить свои картотеки и поместить в общедоступном месте. При необходимости любой желающий мог бы заказать книгу в специально оборудованный для этого читальный зал. Так Федоровым предполагалось объединить все библиотеки мира.

Замечательному московскому библиотекарю было поручено составлять списки литературы для закупки Румянцевским музеем книг за границей. Как вспоминали его друзья, этими списками пользовались и научные библиотеки других стран — так они были точны в определении самого нужного из вновь вышедшего.

Федоров считал: раз церковь поминает, прославляет своих тружеников, то и библиотекари должны помнить авторов книг, поминая, изучая книги тех, кто умер в этот день. Он предлагал организовать работу библиотеки календарным порядком, ввести еще один отдел — выставочный. Именно в нем должны быть представлены в этот день книги умершего автора, его бюст, библиография его работ и т.д. Он предлагал библиографам составить каталоги в календарном порядке, по дням кончины писателей, выпускать словари, включающие всех писавших, в газетах печатать «прославления умершим писателям, приглашения к их изучению». А изучать — по Федорову — «не корить и не хвалить, а восстановлять жизнь». Нравственный смысл библиотеки философ понимал так: «Библиотека была и должна быть не просто собранием книг, а памятником, сооруженным предкам, в котором книги суть души писателей, а бюсты — их тела... Если хранилище сравнить с могилою, то чтение, или точнее исследование, будет выводом из могилы, а выставка как бы воскресением».

В последние тридцать лет своей жизни Николай Федорович неоднократно принимался за изложение своих взглядов и идей по разным вопросам. Результатом этого стали три тома «Философии общего дела». Философ С.А. Левицкий писал о Федорове, что тот скептически относился к теоретической философии и хотел знать «единое на потребу» — понять главный, потерянный ныне смысл жизни и найти путь к деятельному осуществлению этого смысла.

Потерянным смыслом жизни Федоров считал восстановление братства на земле. И не только по отношению к живым, но и к мертвым. Поэтому главная его идея — всеобщее физическое воскрешение наших предков. Философия, писал Федоров, не должна быть только знанием того, что есть, но должна быть знанием и того, что будет — «проектом всеобщего дела».

Он был как против субъективности (приводящей к равнодушию человека к истине), так и против объективности (которая ведет к отвлеченной истине, равнодушной к судьбам человека). И предложил «проективность» — целеустремленность к будущему в интересах всего человечества.

По мысли Федорова, сама природа ищет в человеке не только своего исследователя, но и «хозяина», т.к. природу из-за своего несовершенства еще «нельзя в строгом смысле даже признать произведением Бога, ибо в ней предначертания Творца частию еще не выполнены, частию даже искажены».

И Федоров ставит перед человечеством грандиозную задачу: спасение Земли и всей Вселенной. Братские отношения Федоров понимал не только по отношению к живущим, но и к умершим: «Тот недостоин жизни и свободы, кто не возвратил жизнь тем, от коих ее получил». Каким методом он предлагал это осуществить — не ясно.

Как бы ни оценивали сейчас его учение, думается, очень верны слова летчика-космонавта В. Севастьянова о Федорове: гениальный учитель добра и гуманизма.

https://www.booksite.ru/fulltext/vel/iki/yel/udi/34.htm