Доброе утро!

))))))Спасибо,Азара!!!)))

Конечно, же, - добрейшего-светдейшего-любвеобильного-радостного-трепетного... утра-дня!

"...не я сидел в клетке, а клетка была во мне..." - как точно сказано, и отозвалось во мне стааааааа...рой смешной притчей-рассказом из моей коллекции -

22 ноября 2003г.                                               

Притча-рассказ-включение при работе с клеткой

«ЗАРАЗА»

1.

…Крестное знамение. Молитва. Включаюсь.

Сознательно-целеустремлённо выхожу вновь на клетку-тунеядца. Мало того, что сам бездельничает, так он ещё сплотил насилием вокруг себя себе подобных. Лежат, ничего не делают, только едят и спят. Чем ни жизнь?! Обиделись когда-то на Меня за что-то и сами в знак протеста заперли себя в собственной тюрьме.

Сначала Я на это не обращала внимания - «на обиженных воду возят»! Но потом поняла, что, если хоть какая-то часть Меня не примет Мои предложения, хотя бы энергообмена, для начала, то Я не состоюсь, не выстроюсь как Я, если не буду в состоянии-способности повести за Собой и эти клетки, которые отупели от безделья.

Я уже подступалась как-то к ним, но кроме усмешек от Моих призывов - понять, что есть иная интересная жизнь за выстроенными ими стенами тюрьмы, - так ничего и не добилась. Но Я обратила внимание, что всеми ими руководит один – крупная, тяжёлая, внушительная клетка. Они называли его – Зараза. Почему? Да потому, что он все разговоры, с кем бы то ни было, начинал именно с этого слова. «Зараза! – говорил он своим собратьям по камерам по сотовому телефону (у них там связь была хорошо отлажена между собой, ведь с воли они получали почти всё и жили, тунеядствуя, за счёт других). – Зараза! Если увижу-услышу, что попался на крючок этой (т.е. Меня) и вышел за стены камеры, убью!»

Надо было что-то предпринять. И вот у Меня созрела идея.

2.

У Заразы в этот день в его камере сняли зарешеченную им самим дверь с петель вообще, хотя тюрьма, выстроенная им, никогда и никем не закрывалась. Это был его выбор, но не Мой. Таким образом, в камере появился свободный проём. «Никто меня отсюда не вытащит! - орал он. – Только мой труп!» А никто его и не вытаскивал. На него даже не обращали внимания - вообще: ты свободен…

Он в течение нескольких дней ждал подвоха, но ничего не происходило. Лишь только однажды надзиратель (так они называли Моего помощника - это Я его туда поставила) стал сам с собой играть в шахматы недалеко от камеры Заразы. Надзиратель никогда с ним не заговаривал, а тут вдруг как-то громко воскликнул: «Кто такая эта лошадь?» - и снова замолк, углубившись в свою игру. Заразу не спрашивали, с ним даже не пытались заговорить, но почему-то его зацепил этот вопрос: «Кто такая эта лошадь?»

Все следующие дни он ждал именно этого надзирателя, чтобы сказать ему, какой он дурак, раз не знает ответа на такой простой вопрос. Но вместо него через несколько дней вдруг появилась молодая женщина, и тоже с шахматной доской. Всё в нём взыграло: секса вдруг захотелось неимоверно. Но для этого надо было затащить ее к себе, выйдя за пределы своей камеры, что он из принципа не мог позволить ни себе, ни другим. Ведь он считал себя идейной жертвой и за свои свободы от Меня жертвовал собой, своей свободой, своей жизнью, своими… Т.о. его жизнь стала жертвой во имя…

Женщина же, тем временем, продолжала играть сама с собой в шахматы, не замечая никого. Но вдруг: «Кто такой конь?» - вслух спросила она. 

О!.. Он уже знал ответ на этот вопрос! И громко, чтобы она обратила на него внимание, Зараза начал кричать ей всё, что знал о лошадях. И… она обратила на него внимание. Когда же он сказал себе, что подача его интеллекта этой дамочке уже высвечена-выиграна, т.е. он уже в «дамках», и скоро она будет его в его камере, она, перебив его сладостные грёзы, сказала: «Я спрашивала о конях, а не о лошадях!» - развернулась и ушла.

-Ах, зараза! Ну, не всё ли тебе равно, - вскипел от «её бестолковости» Зараза.

Вся братва видела и слышала весь этот спектакль. Его - Заразу - выставили посмешищем! Ну!.. – Нужна была срочная реабилитация.

3.

На следующий день она появилась снова. Его час триумфа настал.

-Не хочешь ли посетить мою камеру? – весь готовый к победе, ласково предложил он ей.

-Что я там забыла?

-Поговорим о любви, о сексе?

-Да, что ты знаешь об этом, замшелое существо?

-О, я знаю много того, что тебе ещё и не снилось! – стараясь не обращать внимания на её «уколы», продолжал тактическую атаку Зараза.

-Если бы ты знал многое, ты бы не спутал лошадь с конем, - надавила на «болезненную мозоль» посетительница.

-Зараза! – не вытерпел первым Зараза. За исходом этой баталии снова следила из своих камер во все глаза и уши вся братва. - Да «Кама-сутра» по сравнению со мной, - ничто! Не веришь? Заходи, увидишь!..

-Меня звать Ольгой, а тебя как? – вдруг неожиданно, прервав его, спросила она.

-Зараза! – с гордостью произнес он, т.к. уже давно откликался только на свою кличку и ничего не хотел менять и сейчас.

-Я зайду к тебе, - предложила она, - но при одном условии, если ты скажешь мне, женщине, ласковые слова, определяющие меня, и примешь душ.

Душ?!.  Ласковые слова?.. Определяющие её?.. - Он уже давно ничего не помнил из этого. - Что, что, что?.. – заработал его мозг, подыскивая нужные слова.

- Ласточка! – вдруг, вспомнив, пропел он изменившимся голосом.

-О, нет! Слова все должны начинаться на букву «з», как звать и тебя, - снова прервала она его.

В его голове было только одно слово на букву «з» - зараза! Большего он ничего не мог вспомнить. Битва и на этот раз была проиграна.

4.

Ночью, крадучись, он вышел из своей собственной тюрьмы. Его решимость «затащить» её была настолько сильной, что он был готов сейчас поступиться своими принципами, благо, что братва не видела сейчас его беспринципности и спала. Мыться, бриться он, конечно, не собирался, в надежде, что она не заметит этого, но вот словарного запаса ему явно не хватало.

В этом городе работал читальный зал библиотеки и по ночам, и Зараза сейчас шел именно туда.

-Словарь мне! – громогласно потребовал он у «божьего одуванчика».

-Какой? - вежливо спросила она его.

-Я русским языком сказал, словарь!

Иностранный, математический, физический, химический… Возле него выстраивалась кипа-башня из книг. «Толковый» Ушакова был, аж, 3-х томный!.. Орфографический для общеобразовательных школ был меньше всех в объеме. Он взял его.

Книги всегда давались ему с трудом, и потому он не очень-то любил их читать, а, тем более, работать с ними. Устроившись за столом, он осторожно открыл словарь, напрягаясь от мысли понять: что и как…

-Скажите, каким мылом вы моетесь? – услышал он как бы издалека вежливое щебетание «божьего одуванчика». - … Могу я вам предложить...

Этот «божий одуванчик» так громко кудахтал, как Заразе казалось, что все присутствующие в читальном зале невольно обратили на них внимание. Если бы их не было так много, подумал было Зараза, он бы «размазал» это пугало по стенке, чтоб неповадно было срамить солидного мужчину перед остальными своими глупыми вопросами… Но, вместо этого, вдруг краска стыда и смущения залила всё его лицо, и он послушно и поспешно последовал за нею, поддавшись доброте и светлому участию «божьего одуванчика» в его трудной, но «праведной» жизни.

Разгоряченный, чистый, побритый, в банном халате и тапочках на босу ногу сидел он в кресле кабинета «божьего одуванчика», пил душистый чай с малиновым вареньем и листал свой словарь. Было просто хо-ро-шо. Одно плохо - слов на «з», оказывается, было много…

5.

В его «тюрьме» никто не заметил отсутствия Заразы этой ночью, и он стал ждать её, намереваясь поразить её своими сногсшибательными талантами. Она пришла.

-Как успехи? – с нескрываемой усмешкой спросила она его.

И он выпалил-прочитал ей, с нескрываемой гордостью полиглота, все десять страниц выписанных им слов. Многие слова он не понимал, но надеялся на то, что и они сослужат ему службу, произведут впечатление на неё. Секса очень хотелось, неимоверно. Всё в нем встало в готовности к её обладанию.

-Так мы же договорились об определениях, а ты всё смещал в кучу! – вдруг отрезвила она его чувства.

-А-а-а-а… Зараза!.. – Секс снова уплывал от него. Но соблюдение своих принципов перед другими, не позволял ему догнать её на глазах у всех, выйдя за пределы своей камеры, и ответить на эти оскорбления.

6.

Следующей ночью он снова был в читальном зале. В этот раз он пошел туда, приняв душ, который он демонстративно запрещал себе и другим в его тюрьме долгое время («бабульку, конечно, было жалко»).

«Божий одуванчик» сидела на прежнем месте.

-Что такое определение? – грубовато-застенчиво и полушепотом спросил он её.

-Это, когда ты говоришь: солнце горячее, большое, светлое. Вот это - горячее, большое, светлое – и есть определение. Это то, что отвечает на вопросы: какое? какие?..

7.

На следующий день Ольга снова пришла. Он отдал ей исписанные листочки. Всё! Сегодня она его! Секса хотелось неимоверно.

-Так это надо было вчера отдать мне, а сегодня - это сегодня, – спокойно ответила она, отдавая назад ему эти листочки, даже не взглянув в них. – Сегодня…

8.

Когда он в конце третьей ночи под утро выходил из библиотеки с новым выполненным заданием для неё – «за-ра-зы», – он вдруг понял, что секса по-прежнему хотелось неимоверно, но ещё больше хотелось просто видеть её каждый день и быть с ней, и быть от неё – «заразы» – зависимым. И он хотел быть нужным ей, необходимым, любить её и быть любимым.

А-а-а-а… Он вдруг отчетливо осознал… что злился всё это время не на неё, а на себя… за то, что долгое время просидел в одиночке, так ничего и никому не доказав, а лишь только…

Ольга-Оленька-Олечка… – заневозможная, занежная, запрекрасная, за…

Теплое ласковое участие «божьего одуванчика», чай с малиновым вареньем, домашние тапочки, уют…

9.

Утром Ольга подошла к его камере, но его там не было. Зараза же ждал её на воле у своей тюрьмы с букетом цветов и с новым выполненным заданием. На листочке было написано всего несколько слов: «ОЛЕНЬКА-СОЛНЫШКО! ЗАНЕВОЗМОЖНОЕ!  Я - ЗА!»

Вдруг зазвонил его сотовый: «Зараза! Братва волнуется. Появились какие-то мужики с шахматными досками…».

Это был его конец. Это было его начало.

С ЛЮБОВЬЮ И БЛАГОДАРНОСТЬЮ - Лучик.