Этот отрывки из статьи Мераба Мамардашвили "Возможный человек" - вводная к проекту "АТЛАНТИДА: НОВОЕ НАЧАЛО":
http://waytosoul.ru/forum/129 [2]
Наше положение я выразил бы так: это положение прислоняющихся неумех! Все мы живем, прислоняясь к теплой, непосредственно нам доступной человеческой связи, взаимному пониманию, к некоторым, чаще всего неформальным и "внезаконным", отношениям. Закон максимально формален и лишен того оттенка человечности, который мы ожидаем от него. Мы компенсируем это прислонение друг к другу некой человечной, аморфной, неартикулированной связью взаимных подмигиваний, взаимных пониманий, которые устанавливаются всегда поверх и помимо каких-либо законов и формальных критериев. Я бы выразил эту ситуацию так: если иметь в виду проблему отопления, то мы обогреваемся соприкосновением наших человеческих тел, т.е. тем теплом, которое излучают сжавшиеся или сбившиеся в ком человеческие тела, в то время как другие изобретают паровое отопление. Нам свойственна погруженность в непосредственную человечность, мы не способны разорвать связь понимания. Мы как бы компенсируем взаимным пониманием и взаимным человеческим обогревом варварство н неразвитость нашей социальной, гражданской жизни. Все, что выходит за рамки этого человеческого тепла, кажется нам некими опосредованиями и формальными образами наших состояний, которые, уходя от нас в область необозримого, тем самым как бы лишаются знака человечности. И мы это презираем, тем более, что имеем за собой давнюю российскую так называемую мирскую традицию, или традицию мира, общины.
Вот - это! Это существование, которое, цепляясь за теплоту взаимного человеческого обогрева, продолжает дальше, в бесконечность именно ту жизнь, какая есть, при этом всегда думая: "Меня пронесет, если я не подниму голову и не разорву... не отстранюсь от этой человеческой связи. Умирают или погибают всегда другие, а не я: меня пронесет". Это и есть "человеческое - слишком человеческое", о котором Ницше и любой другой философ сказал бы: вот то первое, что мешает человеку мыслится первое, что отгораживает его, как экран, от себя самого, от своего реального положения в мире и от своих обязанностей. Это как бы некоторое варварское, архаическое состояние, оставшееся в современном мире мире, по сути уже исключающем это аморфное состояние, мире, предполагающем некую сложную артикуляцию опосредований и формализаций социальной и гражданской жизни, некое наличие у людей культуры (если под культурой иметь в виду реальный навык и способность), наличие силы, чтобы практиковать сложность и разнообразие. А сложность и разнообразие, как известно, не могут находиться целиком в области объемлющего человеческого взгляда, не разрывающего вот этого: сбива человеческих тел в некий совместно шевелящийся ком.
Удачной иллюстрацией этого сбившегося кома, в котором, в отличие от законов человеческой истории, возможны лишь законы мифологического цикла и повторения, является фильм Абдрашитова и Миндадзе "Остановился поезд". Если вы помните, там - налаженный человеческий мир, который является достигнутым, взаимно удобным уровнем всеобщих неумений! Никто из составляющих это общество людей ничего не умеет по-настоящему ответственно и профессионально. Они это компенсируют тем, что взаимно друг друга понимают. Приехавший следователь не хочет этого понимать. Тем самым он делает первый шаг, за которым уже следует шаг мышления. Конечно, мышление поставило бы под вопросы и законы тоже. Но он делает лишь первый шаг, шаг законника. Теперь о человеке, машинисте, который остановил поезд ценою своей жизни. Он, разумеется, стал героем, поскольку был звеном в единой цепи всеобщей лени и неумений, но одновременно и взаимопомощи. Поэтому очевидно, что и герой, и его семья, ибо погиб кормилец, должны быть вознаграждены. Это понятно всем жителям городка! В итоге перед нами - калейдоскоп масок, слипшихся с лицами, и театр масок, в котором голос реальности: "Что же происходит на самом деле? Кто есть кто?" никогда не будет расслышан, если не разорвется связь "слишком человеческого"... В фильме тема круговой поруки и попытки разрыва "слишком человеческого" звучит очень ярко: тот, кто осмелился сделать шаг, чтобы выпасть из человеческой связи, отмечен отдельно. Его могут забросать камнями. Помните, следователь проходит как бы сквозь строй жителей города, осуждающе (естественно, осуждающе и даже враждебно) на него смотрящих. А как же иначе, ведь они объединены в привычный комок человеческого понимания и доброты, исключающий формалистическое и холодное применение закона, а он стремится к истине, которая способна разрушить суть их великого бытия. Его могут забросать камнями. Он отмечен отдельно!
Без этой отмеченности отдельно, без того чтобы прийти в ситуацию, где тебя могут забросать камнями, не может открыться пространство человеческого мышления и не может открыться пространство человеческого существования, пространство Хомо Сапиэнса! Следовательно, когда мы говорим о человеке (а я сейчас говорю о человеке), как ни странно, самый то разговор должен быть построен на основе абстракций, максимально устраняющих непосредственно, человечно досрочные нам вещи и экраны. В этом смысле я сказал, что в философии нет проблемы человека! Человек как существо, обладающее какими-то естественным образом данными ему свойствами, не является для философии предметом или объектом исследования. Объектом, или предметом, исследования и одновременно нитями или введенными в котел атомными стержнями, позволяющими случиться тому, что потом случается, является всегда только возможный человек. Не какой-то определенный, наличный, а тот возможный человек, который может сверкнуть, промелькнуть, установиться в пространстве, совершить некоторое усилие, которое поставит его за предел самого себя, где прямо в лицо ему поглядит облик смерти. Возможный человек символизирует способность или готовность индивида расстаться с самим собой, таким привычным и любезным, каким он был к моменту события, т.е. изменить самого себя, поскольку только в измененном состоянии сознание может пройти ток реальности, и некое целое, некая реальность, как она есть сама по себе, может воссоздаться в тех состояниях, перед лицом которых человек оказался способным изменить самого себя.
У древних есть одна странная формула. Сейчас я введу ее, но сначала сделаю один поясняющий шаг.
Вы знаете, что человеческий образ философскими абстракциями закреплен в трех вещах: высшем благе, красоте и в истине. Старые греческие абстракции, или отвлеченные истины... Так вот, в ситуации, которую я описывал, приводя в пример фильм, люди не являются людьми именно потому, что они загипнотизированы тем, что представляется им благом! На это философия говорит: "Есть высшее благо, которое стоит по ту сторону "человеческого - слишком человеческого". Вот отсюда - термин "высшее благо".
...
В переходе за эту черту появляется та философская формула, которую я обещал ввести. Я уже говорил о понятии высшего блага, которое, конечно, символ, а не понятие, поскольку понятие "высшее благо", как сказал бы Кант, не имеет созерцания, на котором бы оно могло быть разрешено, т.е. под него нельзя подставить никакой конкретный предмет. Вот это высшее благо, лежащее по ту сторону видимой нами связи человеческих благ, и формулируется древним высказыванием, которое звучит так: "Да погибнет мир, но свершится справедливость!". Или: "Пусть свершится справедливость, но погибнет мир". Здесь имеется в виду вовсе не побеждающий формализм закона, ради холодного, нечеловеческого торжества которого можно всем пожертвовать в мире. Так мы интерпретировали, если бы следовали логике и картинкам, которые подсовывает нам обыденный язык. В действительности это высказывание лишь утверждает, удерживает справедливость. Нельзя изобрести никакого конкретного закона, который бы был вполне справедлив и цель которого достигалась бы. Пример абсолютно справедливого закона, увы, невозможно привести, ибо всякий закон подвержен критике. Он чего-то не учитывает, и все конкретные случаи исполнения закона - на высоте формулы самого закона - ставят под сомнение саму эту формулу. Но философия требует, чтобы мы понимали: целью закона является сам же закон, а не конкретная справедливость частных случаев, нет. Поэтому для осуществления влияния любого закона всегда и повсюду должны применяться такие средства, которые поддерживают на весу, над нами сам же закон. И вот это состояние, которое никогда конкретно не достижимо в полной чистоте и справедливости закона, и есть искомое состояние человека. А оно исключает нашу привязанность к тому миру, с которым мы срослись и который считаем всеобщим и окончательным. Без способности заглянуть за этот мир нет ни высшего блага для человека, ни красоты.
Кстати, такая схоластическая истина высказана и в первичных религиозных прозрениях человечества - в мировых религиях, в той части их, которая является метафизической. К примеру, смрадная картина рисуется в Посланиях Иоанна, особенно в Апокалипсисе. Человек в этой философии никогда не предстает как какой-то объект, особый объект в мире, способный изменяться, эволюционировать, проходить некие хронологические периоды, этапы. Он всегда статичен. Ясно, что эта странная картина указывает на удел человеческий, на основное состояние и ограничение, накладываемое на то, что возможно для человека, на то, к чему он может стремиться и что может достигать. Поэтому картина Апокалипсиса не есть картина какой-то эпохи, которая бы случилась после какого-то другого состояния, скажем, хорошего, нормального состояния, после которого был бы Апокалипсис. Она другая. И это очень точно заметил первый (и на долгое время последний) действительно чистый мыслитель России. Я имею в виду Чаадаева. Он указывал на то, что Апокалипсис не есть эпоха, которая наступит и вера в которую была бы знаком какого-то пессимизма или какого-то особого апокалиптического состояния у человека, живущего в точке до Апокалипсиса. Апокалипсис - это характеристика любого момента человеческой жизни, характеристика возможного нашего перехода в это состояние, способности стать на предел в отказе от мира, с которым срослись... Стать на предел и лишь за этим пределом увидеть свое истинное благо и свой истинный образ, увидеть реальность как она есть."
---------------
Кто виноват и что делать?( отрывок из книги "Атлант расправил плечи")
Франциско ни разу не взглянул на Реардэна во время своей речи; но, закончив, устремил свой взгляд прямо ему в глаза. Реардэн стоял, не шелохнувшись, никого не замечая, кроме Франциско, вокруг которого загудели разгневанные голоса.
Кто-то, послушав, спешил прочь, кто-то говорил: «Это ужасно!», «Это ложь!», «Как злобно и эгоистично!», произнося слова громко, но в то же время осторожно, словно желая, чтобы стоящие рядом услышали их, и надеясь, что Франциско не услышит
– Сеньор Д'Анкония, – заявила дама в серьгах, – я не согласна с вами!
– Если вы можете опровергнуть любой из моих доводов, мадам, я с благодарностью выслушаю вас.
– О, я не могу. У меня нет конкретных возражений, мой мозг работает иначе, чем ваш, но я чувствую, что вы не правы, и поэтому знаю, что вы ошибаетесь.
– Откуда вы это знаете?
– Я это чувствую. Я ЖИВУ НЕ ГОЛОВОЙ, а СЕДЦЕМ. Возможно, вы сильны в логике, но вы бессердечный человек.
– Мадам, когда люди вокруг вас начнут погибать от голода, ВАШЕ СЕРДЦЕ НЕ СМОЖЕТ СПАСТИ ИХ. И я настолько бессердечен, что заявляю, что, когда вы начнете кричать: «Я этого не предполагала!», -ВЫ НЕ БУДЕТЕ ПРОЩЕНЫ!
Женщина отвернулась; по ее полным щекам пробежала дрожь.(с) Айн Рэнд,"Атлант расправил плечи", книга 2.
Пробужденный разум - к пробуждающемуся:
-Если то, что я сказал, правда, на ком из присутствующих здесь лежит самая большая вина?
-Предполагаю, на Джеймсе Таггарте.
– Нет, мистер Реардэн, не на Джеймсе Таггарте. Вы должны сами определить, в чем состоит вина, и назвать виновного.
– Несколько лет назад я назвал бы вас. Я все еще думаю, что именно это мне следовало бы сказать. Я сейчас почти в таком же положении, как та глупая дама, сказавшая вам: «У меня нет конкретных возражений, но я чувствую, что вы не правы». Все доводы разума говорят мне, что вы виновны, – и все же я не чувствую этого.
– Вы совершаете ту же ошибку, что и та женщина, мистер Реардэн, но в более благородной форме.
– Что вы имеете в виду?
– Нечто большее, чем ваше мнение обо мне. Та женщина и ей подобные избегают мыслей, о которых им известно, что они – добро. Вы же только и делаете, что выталкиваете из сознания мысли, которые для вас зло. Они поступают так, потому что не хотят напрягаться. Вы же поступаете так, потому что не даете себе никакой пощады. Они потакают своим эмоциям. Вы жертвуете своими чувствами. Они ничего не хотят терпеть. Вы готовы стерпеть что угодно. Они избегают ответственности. Вы же только и делаете, что принимаете ее на себя. Но разве вы не видите, что это, в сущности, одна и та же ошибка? Отказ от признания реальности всегда приводит к гибельным последствиям. Не существует скверных мыслей, злом является только отказ мыслить. Не пренебрегайте своими желаниями, мистер Реардэн. Не жертвуйте ими. Исследуйте их причину. Существует предел и у вашего терпения.(с) там же
Далее (из Мамардашвили):
"...не случайно, в конце ХIХ века раздается истошный крик Ницше, который предупреждает о том,что то, что держится на норме, не вырастая из собственной души человека, в том числе правила добра - то есть не коррелируется невербальным движением в человеке,все, что зафиксировано и работает как механизм нормативной цивилизации и культуры - все это весьма хрупко и шатко,и очень опасно - ибо под этой упорядоченной и доброупорядоченной пленкой таится лава вулкана, которая может прорвать эту пленку"(c)
"Культурные механизмы, налаженные и действующие как бы без меня - неспособны держать бытие."(C)
ВОЗМОЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК - это человек, поддерживающий законы БЫТИЯ своим Бытием, а не законы мира,если они с этими Законами расходятся. Это есть суть свободы выбора - какие законы поддерживать через свое Бытие. Но для этого надо Быть.
----------
Примечание.
Пример в статье ММ - с фильмом "Остановился поезд" также описывается в "Атлантах":поистине пробуждение сознания идет схожим образом - даже через одни и те же метафоры, которые схватываются творческими натурами и ассимилируются в понимание.