ОТ АБСТРАКТНОГО К КОНКРЕТНОМУ
В основе любого понятия лежат не конкретные имена (Джон, Мэри), но обобщенные представле-ния; отдель¬ные же индивиды не входят в число понятийных кате¬горий. Специфика понятия как тако-вого состоит в том, что своими характеристиками оно охватывает неограни¬ченное число объектов и индивидов. Понятия универ¬сальны. Например, слово листва употребляется для обозначения всех листьев, произрастающих на каком-то одном дереве; листвой мы называем также листья нес¬кольких деревьев или даже все листья в мире — боль¬шие и маленькие, зеленые и желтые, листья бананов. И когда я говорю, что видел утром какую-то листву, догадаться, что же я такое видел, практически невоз-можно.
Давайте посмотрим, какие предположения могут воз¬никнуть у вас по этому поводу. Вы вполне ясно пред¬ставляете все то, чего я не видел. Я не видел зверей. Не видел собаку; не видел человека. Не видел башмак. Кроме того, вы примерно догадываетесь, что я видел. Но эти ваши догадки очень ту-манны, им не хватает конкретности. Человек — это не первобытный И не современный человек, не взрослый и не ребенок, не мужчина и не женщина, не француз и не итальянец; человек — это поня-тие. Каждый человек глубоко ин¬дивидуален; абстрактного человека нет — абстрактным может быть только понятие о человеке. Получается, что понятие лишь сообщает мысли примерное направление, но никогда не обозначает предмет точно. Понятию как таковому не достает конкретности и ясности. Оно никак не отражает уникальные черты каждого из объектов живой действительности. Понятие универсально.
Называя какое-либо понятие, я тем самым на что-то намекаю — однако намека явно недостаточно. Понятия очень ценятся в науке — там они на своем месте. Если я скажу, что все люди животные, с научной точки зрения это будет абсолютно правильно. Но ведь мы с вами — нечто большее, чем животные. Если я скажу, что Мери-Джейн — животное, это будет правдой; но это будет и ложью, по-скольку я выпущу из виду что-то очень важное; это будет несправедливо. Я не ошибусь, если назову женщину женщиной; и все же понятие «женщина» не включает в себя многое из того, что есть в кон-кретном человеке. Ведь я имею в виду именно эту женщину, единственную и неповторимую: ее нельзя концептуализировать — ее можно только осмыслить. Каждого человека нужно увидеть — увидеть, осмыс¬лить, воспринять внутренним зрением. Концептуализи¬ровать отдельного индивида не-возможно — его можно лишь воспринять на интуитивном уровне.
Человека невозможно понять с помощью разума. Веро¬ятно, многие американцы с гордостью на-зывают себя американцами, в то время как многие индийцы с гор¬достью называют себя индийцами. Но что есть амери¬канец и что есть индиец? Это часть соглашения между людьми — но не часть вашей натуры. Все, чем вы обладаете, — обычные ярлыки. По-настоящему вы не знаете абсолютно никого. Понятие не отражает то, что составляет уникальную и неповторимую сущность каж¬дого отдельно взятого предмета или явления (или же в нем за ненадобностью опускается что-то очень важное и ценное, существующее лишь в реальной жизни). Ве¬ликий Кришнамурти однажды сказал: «Стоит ребенку выучить, как называется птица, — и он перестает ее замечать*. Как это верно! Когда ребенок впервые видит мягкий подвижный комочек, он слышит от вас: «Это воробей». На следующий день на глаза ребенку опять попадается мягкий и подвижный комочек, и малыш заявляет: «А, воробей. Я уже видел воробьев. Они мне надоели».
Если вы перестанете мыслить понятиями, вам ничто никогда не надоест. Каждая вещь уникальна. Каждый воробей уникален, хоть он и похож на своих собратьев. Наличие сходных черт, конечно, очень существенно: именно схожесть тех или иных объектов позволяет нам абстрагироваться от конкретной действительности и вы¬работать определенные понятия. Без этого не могло бы существовать ни человеческое общение, ни воспитание, ни наука. С другой стороны, все это очень мешает и сбивает с толку, когда мы имеем дело с конкретным человеком. Если никогда не выходить за рамки понятий, настоящую действительность увидеть будет невозможно: действительность всегда конкретна. Понятия помогают вам попасть в реальный мир. Однако потом вы должны будете сами постичь его — интуитивно или на практике, но непосредственно и самостоятельно.
Во-вторых, мир все время меняется, а понятие — нет. Название Ниагарского водопада остается неизменным, хотя низвергающиеся вниз потоки воды меняются по¬стоянно. Слово река тоже не ме-няется, хоть речная вода никогда не стоит на месте. Тело всегда называется телом, несмотря на постоянное обновление клеток, ко¬торые его составляют. Предположим, за окном разыг¬ралась буря и мне захотелось показать ее моим сооте¬чественникам. Я ловлю ее в коробку из-под сигар, еду домой и говорю: «Вот, посмотрите». Конечно, в моей коробке нет урагана, ведь так? Как только я его поймал, он перестал быть ураганом. Если я захочу объяснить, что такое течение, и принесу для этой цели ведро речной воды, у меня ничего не получится. Когда вода попадает в ведро, она перестает течь. Когда какой-то предмет втискивают в рамки понятий, он тоже перестает течь, становится неподвижным и умирает. Замороженная волна — уже не волна. Волна — это непрерывное движение; если ее заморозить, она перестанет быть собой. Понятия же всегда пребывают в застывшем состоянии. Действительность —— вечно в движении. В конце концов, если верить мистикам (а понять то, что они говорят, или даже поверить им не так уж и трудно; правда, никому не удается осмыслить все это сразу), действительность — это единое и неделимое целое, в то время как слова и понятия дробят это целое на составляющие. Вот почему так трудно переводить с одного языка на другой: разные языки дробят действительность по-разному. Английское слово дом невоз¬можно перевести на французский или испанский язык. Casa — это ведь не совсем дом; у английского слова дом имеется множество коннотаций, характерных толь¬ко для английского языка. Во всех языках есть непере-водимые слова и выражения: люди делят действитель¬ность на составляющие, что-то к ней прибав-ляют, что-то отнимают; состав языка постоянно меняется. Мы расчленяем действительность на элементы (понятия) и обозначаем их словами. Если никогда не видевший животных человек случайно найдет на дороге хвост и услышит от кого-то, что это хвост, разве сможет он, не имея представления о животных, понять, что перед ним такое?
Понятия и впрямь дробят на части наше восприятие действительности, лишают интуицию и ин-дивидуальный опыт цельности. Именно об этом неустанно твердят все мистики мира. Слова не олицетворяют живую действи¬тельность. Они лишь намекают, указывают на нее. Слова — это указа-тели. Когда же вы сталкиваетесь с действительностью лицом к лицу, слова и понятия ока¬зываются совершенно бесполезными. Однажды между философом и индийским священником произошел спор: философ доказывал, что обрести Бога человеку мешает представление о Боге и само слово Бог. Священник был обескуражен таким заявлением; философ же продолжал: «Если вы подъезжаете к дому на осле, это не значит, что в дом вы тоже заедете верхом». Вы пользуетесь понятиями только на подходах к цели, потом спешива¬етесь и выходите за рамки понятий. Не надо быть мистиком, чтобы понять, что действительность невоз¬можно поймать с помощью слов и понятий. Чтобы познать действительность, нужно познать то, что нахо¬дится по ту сторону знания.
Это вам что-то напоминает? Те, кто читал «Облако Неведомого» ("The Cloud of Unknowing"), узнают ци¬тату. Поэты, художники, мистики и великие философы приоткрывают завесу над этой истиной. Предположим, однажды в поле моего зрения попало дерево. До этого каждый раз, когда я его видел, я называл его про себя деревом. Но сегодня я вижу не дерево. По крайней мере, я вижу не то, что привык видеть. Я смотрю на мир с детской непосредственностью. И у меня нет слов, чтобы обо-значить увиденное. Я вижу нечто уникальное и неповторимое, что-то динамичное и цельное, не рас-члененное на части. На меня накатывает волна благого¬вения. И если бы в этот момент кто-то спросил: «Что ты видишь?» — как бы я, по-вашему, ответил? У меня не нашлось бы слов. Действительность не поддается словесному описанию. Стоит мне сказать хоть что-то, и мы опять вернемся к вопросу о понятиях.
Но если я не в силах выразить видимую мной действи¬тельность, как возможно выразить то, что нельзя уви¬деть и услышать? Какое слово употребить для обозна¬чения истинности Бога? Понимаете теперь, в чем смысл учения Фомы Аквинского, Августина и подобных им? Понимаете, почему, по мнению Церкви, Бог есть тайна, недоступная человеческому разуму?
В одном из своих последних писем, адресованных не¬мецкому юноше-наркоману, великий Карл Райнер пи¬сал: «Положа руку на сердце, я должен признаться, что Бог был и остается для меня вели-кой загадкой. Я не понимаю, что такое Бог; этого никто не может знать». Руководствуясь лишь наме-ками да смутными догадка¬ми, мы предпринимаем слабые и наивные попытки выразить тайну словами. Но нет слов, способных на это. К собравшимся в Лондоне богословам Райнер обратился с такой речью: «Какова миссия теологии — Объяснять все сущее Божьим произволением; сам же Бог должен пониматься как необъяснимая сущность. Необъяснимая тайна. Никому не известная и никем не высказанная. Мы можем лишь восклицать —ах, ах...»
Слова — это указатели; они ничего не описывают. К несчастью, люди считают, что во всем, что касается Бога, слово становится материальным объектом. Как раз из-за этой уверенности мы и впа-даем в идолопо¬клонничество. Как можно быть столь безумным? Су¬ществует ли безумие большее, чем это? Слово не явля¬ется вещью даже тогда, когда речь идет о людях, деревьях, листве или животных. А вы утверждаете, что изреченное о Боге слово есть вещь? О чем вы говорите? Один всемирно известный богослов, прослушав в Сан-Франциско курс моих лекций, сказал: «Боже, теперь я понимаю, что всю жизнь был идолопоклонником!» Он открыто признался в этом. Мне даже в голову не приходило, что я идолопоклонник. Мой идол не был вырезан из дерева или отлит из металла — он находил¬ся в моей голове. Такие идолопоклонники наиболее опасны. Для создания собственного бо-жества они ис¬пользуют тончайшую субстанцию — свое сознание.
Я готовлю вас к осознанию окружающей вас действи¬тельности. Осознание — это наблюдение за всем, что происходит внутри и вокруг вас. Под словом «происхо¬дит» подразумевается, что все в мире: деревья, трава, цветы, животные, скалы — все находится в постоянном движении. И человек все подмечает, за всем наблюдает. Очень важно наблюдать не только за собой, но и за окружающим миром. Вы не можете выйти за рамки понятий? Вы хотите выбраться из темницы? Тогда наблюдайте, смотрите; часами смотрите. На что имен¬но? Да на все подряд: на лица, на тени, на пролетающих птиц, на груды камней, на траву под ногами. Входите в соприкосновение с окружающими вас вещами, наблю¬дайте за ними. Возможно, тогда вы сломаете грубые умозрительные построения, успевшие стать общим до¬стоянием, и свергнете иго, навязанное нам собственны¬ми мыслями и словами. Возможно, вы увидите. Что именно? То, что мы называем действительностью и что невозможно опи-сать с помощью слов и понятий. Это духовное упражнение — оно связано с духовностью, с освобож-дением из темницы слов и понятий.
Прискорбно, если мы ни разу за всю жизнь не посмот¬рим вокруг глазами ребенка. Я вовсе не при-зываю вас раз и навсегда избавиться от всех представлений и понятий; имеющиеся у вас представ-ления и понятия крайне ценны. Хоть мы и не сразу обрастаем ими, выработанные людьми понятия играют очень важную роль, развивая интеллект каждого человека. Вам пре¬длагается не быть детьми, но быть как дети. Нам действительно необходимо распрощаться со своей не¬винностью, необходимо покинуть рай; мы должны со¬вершенствовать «себя» и наше «я», используя соответствующие понятия. Но потом мы должны вернуться в рай. Потом наши грехи должны быть искуплены снова. Нам нужно распрощаться со своей прежней, искус¬ственно созданной сущностью, распрощаться с прежней природой и снова уподобиться ребенку — но не стать ребенком. Когда мы только вступаем в жизнь, мы взираем на мир с удивлением. Но это удивление идет не от разума, как у мистиков, —— детское удивление не имеет формы. Потом, когда мы овладеваем речью, узнаем значения слов и понятий, удивление исчезает; на его место приходит скука. И только если человеку крупно повезет, он опять начнет дивиться миру.
Энтони де Мелло "Осознание"
На главную [2]